Перевод публикации “Węgiel z Donbasu jest jak krwawe diamenty z Sierra Leone” польского издания Krytyka Polityczna. Перевод – Ярослав Вишталюк (twitter.com/VJaroslaw), специально для Інфорпост.

Страны Европейского Союза, включая Польшу, покупают антрацит с оккупированного Донбасса. Этот высококачественный уголь поступает в Европу с российскими сертификатами. С этим никто ничего не делает, а журналистам, которые попытались расследовать это дело, угрожал заместитель министра МИД. С Каролиной Бацой-Погожельской и Михалом Потоцким, авторами книги «Черное золото. Войны за уголь Донбасса» беседовал Радослав Кожицкий.

Радослав Кожицкий: В Силезии на шахтах – коронавирус. На Донбассе тоже?

Михал Потоцкий: Донбасс – это не Силезия, если уж говорить об эпидемии. Худшая ситуация царит в Киеве, это очевидно, потому что это столица и коммуникационный центр. А еще в Черновцах – это румынское приграничье. Многие вернулось из Италии и разнесли там болезнь. На Донбасс, учитывая его удаленность и малую мобильность населения, болезнь пришла сравнительно поздно.

На украинской стороне случаев сравнительно мало, а с оккупированной территории достоверных данных нет. Сепаратисты предоставляют свои цифры, но их невозможно подтвердить. Россия предоставила им тесты, они ввели различные ограничения, социальную изоляцию, отменили военный парад, запланированный на 9 мая – парадоксально, но чувство ответственности за санитарную ситуацию там оказалось выше стереотипа «порядка» в Беларуси.

Как вам пришла в голову идея собраться вместе и написать книгу об угле с Донбасса? Каролина ежедневно занимается темой угледобычи, Михал – внешней политикой.

Каролина Баца-Погожельска: Появилась тема, которую никто из нас самостоятельно не мог охватить. Я не знала политических реалий региона, не говорила на русском, немного знала украинский, а Михал, когда мы начинали работу, очень мало знал об угле. Теперь он профессионально различает, какое сырье используется в энергетике, а какое – в металлургии.

М.П.: Мой уровень знаний об угле был на уровне того, что я думал, что люди в шахте долбят уголь молотками. Работа над «Черным золотом» была для меня разбитием колумбового яйца – я увидел, насколько угледобыча теперь механизирована.

А не случилось в известной мере так, что на ценностном и политическом уровне вас объединила Россия, точнее грабеж, которым занимается Путин?

М.П.: В определенной степени да. Добыча там начался еще при царе. Тот регион был промышленным центром Российской империи. Туда приходили западные инвесторы, там появилось огромное бельгийское поселение.

Как в Конго история личной колонии короля Леопольда ІІ, в которой для сбора каучука было истреблено миллионы местных жителей, что откликнулась эхом через века в Миннеаполисе, где теперь выпадают из шкафов скелеты расизма.

М.П.: Бельгийцы в Украине не рубили руки, как в Конго, но они эксплуатировали регион типичным для XIX века способом. Сам Донецк был основан валлийцем, но главными инвесторами до революции там были именно бельгийцы. Россияне сознательно их приглашали, зная, что те знают горное дело и имеют необходимые технологии для развития промышленного потенциала региона.

А другой причиной, которая подтолкнула нас к сотрудничеству, стала война. Она была, мягко говоря, разожжена Россией. Начали ее люди, непосредственно связанные с российскими спецслужбами, которые вошли в апреле 2014 года, захватили Славянск и разожгли войну. Только благодаря помощи Кремля уголь, добытый на Донбассе, может получать «левые» сертификаты и попадать на внешние рынки.

В публичном пространстве преобладает потребление достаточно размытого, обобщенного термина «Война в Украине». Можете что-то про это сказать?

М.П.: Я избегаю такого термина, потому что это как называть войну в Чечне «войной в России». В определенном смысле это правда, потому что война идет только на территории украинского государства, к тому же на достаточно ограниченной территории. Это даже не весь Донбасс, оккупирована приблизительно его треть. Основой конфликта является то, что в 2014 году, после бегства Президента Виктора Януковича, Украине пришлось преодолевать коллапс всех государственных институтов.

План-максимум Путина заключался в отрезании Украины от моря – лишить ее доступа к портам в Одессе и Мариуполе, отобрать промышленные объекты в Днепропетровске и Донецке, захватить центр технической мысли в Харькове. Там начали вспыхивать бунты – где организованные Россией, а где подстрекаемые ею. Украине удалось ограничить эту, как ее назвали, «русскую весну», Донецком и Луганском. Там мятеж не удалось подавить из-за территориального соседства России и большого процента жителей, которые хотели к ней присоединиться.

Управление войной взяли на себя спецслужбы.

М.П.: На Донбасс Кремль начал высылать кадровых офицеров своих спецслужб. Для примера можно вспомнить Славянск, захваченный подразделением Игоря Стрелкова, который до этого принимал участие в захвате Крыма. Еще до 2014 года он был кадровым офицером Федеральной Службы Безопасности, но вышел в отставку и уехал в Крым. Украинцы не нашли там никого, кто бы мог навести порядок, кого-то вроде Игоря Коломойского, который позаботился о стабильности в Днепропетровске. В Донецке же руководителем назначили Сергея Таруту, кстати, бывшего совладельца Гданьской верфи, но он оказался слабым. Когда в августе 2014 украинцы восстановили армию настолько, что едва ли не окружили Донецк и Луганск, пришли многочисленные колонны регулярной российской армии и провели линию фронта там, где есть она есть до сих пор.

Из вашей книги следует, что донбасский антрацит – высококачественный вид угля – есть нечто похожее с другими природными богатствами, добытыми с нарушением прав человека, как «кровавые бриллианты» из Сьерра-Леоне.

М.П.: Мы стремились вписать историю Донбасса в общемировой контекст. Это сценарий, который неоднократно повторяется в разных районах планеты. Эта гипотеза появилась у нас довольно рано, но пока мы не начали углубляться в этот вопрос, мы не понимали, насколько они похожи.

Из лучших задокументированных примеров можно вспомнить экспорт древесного угля в Сомали. Есть группы повстанцев, которые или сами этим занимаются, или грабят местных производителей. Они контролируют порты, из которых древесный уголь начинает путешествовать по миру, и в конце концов попадает в такие международные узлы как Дубай – его оформляют по фальшивым сертификатам, записывая месту происхождения сырья Пакистан, Коморские острова или Джибути, и в таком виде его уже можно продать в Объединенные Арабские Эмираты или Оман.

Так же выглядит дорога донбасского антрацита в Европу?

М.П.: В целом да. Сырье следует в Россию через тот участок границы, который не контролируется украинским таможенниками и пограничниками. Там оно получает российские сертификаты и дальше идет по железной дороге через Беларусь в Польшу и Украину, или кораблями – в Турцию, на Балканы или в Западную Европу. Среди стран Европейского Союза главными покупателями являются Бельгия, Польша и Румыния – главным образом потому, что железнодорожный терминал в Малашевичах и порты в двух других странах являются главными транспортными воротами ЕС. Затем антрацит реэкспортируется дальше, но это уже никто не может проследить.

И Европа ничего с этим не делает?

М.П.: Древесный уголь, как и уголь с Донбасса, не рассматривается Организацией по экономическому сотрудничеству как проблемное сырье. Европейский Союз сейчас вводит регламенты, которые обяжут импортеров сырья, упомянутого в документах ОЭС, тщательно следить и отчитываться шаг за шагом о том, откуда поступил, например, вольфрам, где его добыли, посредники этим занимались, или в месте добычи заботятся о права человека, не привлекают к работе детей, не контролирует их какая-то группа боевиков. К заносу в тот перечень угля ведет долгий путь, но надо перед собой ставить амбициозную цель. Это будет действительно препятствовать импорту антрацита, потому импортеры не смогут документально доказать его происхождение.

K.Б.-П.: Во время нашей работы мы встречали подозрительные документы. Иногда там было вписано «страна происхождения неизвестна», иногда «производитель неизвестен». Или отправной станцией была указана станция ​​Гуково на российско-украинской границе, хотя даже спутниковые снимки показывают, что там нет необходимой для этого инфраструктуры. В тех бумагах можно писать что угодно. Это позволяет делать таможенное законодательство, ведь антрацит почти не добывают в Евросоюзе, поэтому он не облагается пошлиной, нет защиты конкуренции. Более того, поскольку нет таможенных тарифов – никто не занимается контролем документации. Невозможно на глаз оценить, откуда происходит сырье. Антрацит легко распознать, он совсем другой, блестящий вид, в отличие от других видов угля, но откуда он происходит – невозможно установить без тщательных химических анализов. Вы должны взять общий образец из вагона или корабля, и на основании его анализа уже можно попробовать оценить происхождения топлива.

Этот беспредел как-то можно ограничить?

K.Б.-П.: Введение правил, аналогичных другим проблемным видам сырья, потребовало бы основательной реорганизации всей торговли углем, в том числе и в самой Польше. Трудно поверить, что на это пойдут немцы, потому что они закрыли все свои шахты и теперь полностью зависят от импорта, в первую очередь из России. Они не хотели бы идти на конфликт с Москвой. Но я не говорю, что это невозможно, просто нужно желание.

В настоящий момент нет условий для усиления санкций.

М.П.: Они были шесть лет назад, когда война только началась. Когда начале 2015 года шли бои за Дебальцево, россиянам сказали, что когда они пойдут дальше, ЕС введет эмбарго на уголь. Россияне остановились, на этом все и закончилось. Сейчас усталость от этого вопроса увеличивается ежемесячно. Увеличиваются требования говорить и торговать с Россией.

Вся энергия государств, которые больше других озабочены санкциями, например Польша, страны Балтии или Швеция, теперь уходит на то, чтобы каждые полгода при просмотре санкций против России Италия, Венгрия и Франция не наложили на них вето. Пока удается этого достигать, но правительство ПИС (правящая партия Польши “Право и справедливость” – прим.ред. </ Strong>) не ставит перед собой амбициозных целей.

Включение антрацита с Донбасса в список проблемных видов сырья пока является планом-максимумом. Планом-минимум было бы внесение в «черный список ЕС» людей и организаций, о которых мы писали. Действующего законодательства для этого бы хватило – нужно лишь единодушие стран-членов, прецеденты были. Например, недавно в него были внесены люди, которые занимались организацией выборов в Крыму, что противоречило международному военному праву, которое запрещает проводить выборы на оккупированных территориях.

Вы упоминали о заговоре замалчивания в Польше?

М.П.: Польское правительство реагировало тремя различными способами. Министр энергетики Кшиштоф Тхужевський отрицал проблему, мол, с его точки зрения, это мелочь, потому что объемы импорта слишком малы. Второй вариант – слова заместителя министра МИД Яна Дзедзичака, который угрожал натравить на нас спецслужбы, чтобы выяснить, кто за нами стоит.

Разве Дзедзичак не переступил этим границу дозволенного? Свобода слова и все такое …

K.Б.-П.: Это был ответ на депутатское обращение группы депутатов из «Новочесны» (оппозиционная либеральная партия – прим. ред.). Наши имена не вспоминали, и непосредственно нас это не коснулось.

М.П.: Так же, как и третий тип реакции – целый пасквиль на сайте wPolityce.pl. Я это отношу к третьему типу реакции власти, потому что именно так надо понимать тот сайт. Наших имен там не упомянули, но намекнули, что мы работаем за деньги Рината Ахметова. Для читателей «Черного золота» это будет выглядеть абсурдно, ибо олигарх вовсе не является положительным героем нашей книги. Была избрана тактика «осажденной крепости», вроде «неизвестно, кто тем журналистам за это заплатил».

Кто-то подошел к делу более серьезно?

М.П.: Посольство Польши в Киеве опубликовало заявление, в котором рекомендовало бизнесменам, которые ведут дела в Украине, тщательно соблюдать украинского законодательства – это значит «польское правительство советует не торговать с сепаратистами».

K.Б.-П.: Вторая волна реакции появилась в Сейме после публикации второй половины наших материалов. Депутаты задавали правительству вопрос, а министр Тхужевський и заместитель министра Гжегож Тобишовский говорили, что этим вопросом займутся спецслужбы. Депутат Европарламента Ярослав Валенса задал несколько вопросов на эту тему Федерике Могерини, тогдашнему руководителю дипломатической миссии ЕС. Она ответила, что это не вопрос ответственности ЕС, это дело каждой страны, и мы сами должны за этим следить.

Когда дело вышло на международный уровень, мы спросили МИД стран, куда попадал уголь с Донбасса. Часть нас проигнорировала, не отвечала на письма, часть ответила в стиле, подобном польскому правительству и ЕС. Каждый решил сделать вид, что его это не касается.

Кроме политической ситуации в целом вы также имели дело с историями людей, проживающих на Донбассе. Судьбы шахтеров трагичны.

K.Б.-П.: Это можно сравнивать с историей Силезии несколько десятилетий назад. Такие условия были в шахтах, когда их грабили немцы. Их интересовало только количество. Теперь это происходит на Донбассе. Никто не заботится о мерах безопасности. Не выделяются средства на защиту от оползней и пожаров. Главное – добыть как можно больше угля. Многие из этих шахт были недоинвестированными еще до войны. Особенно государственные шахты, так как если что-то государственное – то оно ничье. Более всего вкладывали денег в шахты Ахметова, которые сепаратисты отобрали в 2017 году, там еще по сей день виден эффект тех капиталовложений.

Может ли климатический кризис и отказ Европы от угля ограничить поток антрацита с Донбасса?

K.Б.-П.: В странах Европейского союза антрацит не используют для энергетики, в основном в металлургии и химическом производстве, кое-где, например в производстве соды, он может заменять собой кокс. В этих отраслях антрацит потребуется и в дальнейшем. Климатическая политика ЕС главным образом касается ограничения угля в энергетическом секторе. В то же время, например, каменноугольный кокс, необходимый для производства стали, внесен Евросоюзом в список критически важного сырья.

***
Авторы книги за свое расследование о донбасском антраците получили награду Grand Press 2018 в номинации “специализированная журналистика” и награду имени Дариуша Фикуса, были отмечены на Национальном конкурсе имени Кристины Бохенек и в конкурсе Премии союза польских журналистов, также номинировались на премию Mediator и награду Радио Zet имени Анджея Войцеховского.

Каролина Баца-Погожельска – журналистка и автор книг, горный инженер второй степени. Соавтор книг (с фотографом Томашем Йодловским) «Вторая жизнь шахт», «Женская смена» и «Спасатели: Жажда победы». Двукратная обладательница премии Государственного шахтоуправления в конкурсе для журналистов «Карбидка», получила первую премию Центрального Института горного дела, заняла третье место на конкурсе «Журналисты за климат».

Михал Потоцкий – журналист, специализирующийся на внешнеполитической ситуации в Украине и Беларуси. Работает редактором в «Dziennik Gazeta Prawna» и является сотрудником «Nowa Europa Wschodnia». Победил в международном конкурсе журналистов «Беларусь в фокусе-2012». Соавтор – с Збигневом Парафияновичем – книг «Волки живут вне закона», «Как Янукович потерял Украина» (книга вышла в финал конкурса имени Ришарда Капусцинского) и «Хрустальное пианино. Измены и победы Петра Порошенко».

Радослав Кожицкий – журналист «Dziennik Gazeta Prawna». Ранее работал в «Dziennik Polska Europa Świat» и в «Politycа» и сотрудничал с «Tygodnik Powszechny». Обозреватель внешней политики, преимущественно американской, а также трансатлантических отношений. Автор статей и репортажей из США.